Гарри Поттер и современная массовая культура
Автор статьи Лариса Шушунова
Эта статья посвящена не проблематике «Поттерианы» – о ней написаны уже тонны исследовательской литературы. Даже те из нас, кто не читал книг и не смотрел фильмов о «Мальчике-который-выжил», знакомы с основными категориями роулингской концепции мира – что население Земли делится на волшебников и магглов, что лорд Волдеморт – это своего рода Гитлер волшебного мира, который борется за власть и за чистоту волшебной крови (ибо есть чистокровные волшебники, а есть магглорождённые «грязнокровки»), что Хогвартс – это школа чародейства и волшебства в Англии, а Гарри Поттер, один из её учеников, который согласно пророчеству, должен спасти мир, что и делает в финале. Предметом нашего разговора является, собственно, не сама «Поттериана», а явление поттеромании. Потому что по сравнению с другими фанатскими движениями оно действительно вышло на некий новый уровень.
До выхода в свет книги о Гарри Поттере такой популярностью пользовались разве что мир Толкиена и «Звёздных войн», но тем не менее, по данным опросов, Вселенная Роулинг всё-таки
лидирует.
О причинах популярности произведения уже говорилось неоднократно, но приведу основные составляющие успеха: во-первых, актуальность социальной
и философской проблематики; во-вторых,
апелляция к тем этажам нашего подсознания, на которых, вопреки всему, живёт детская мечта о сверхъестественном, в-третьих, укоренённость каждого
сюжетного хода в общемировой культуре.
Наконец, это непредсказуемость сюжета и достоверность характеров и деталей волшебного мира. Если Средиземье Толкиена – ничто иное, как некое идеализированное Средневековье, то волшебники «Поттерианы» – наши современники, хотя в их укладе много средневекового. Они являются для читателей связующим звеном между нашим временем и тем, когда боги ступали по земле, а каждодневная рутина включала в себя такие вещи, как, например, запустить Солнце на небеса.
Конечно, произведения Роулинг не обошлось без «косяков», без «роялей в кустах», без сюжетных натяжек и несоответствий, да и вряд ли это возможно, учитывая объём произведения. И тем не менее, все эти недостатки не только не лишают эпос очарования, а наоборот – интригуют. Фанаты создают вокруг каждого несоответствия или натяжки целые теории, объясняющие их неслучайность и закономерность. Отдельные эпизоды «Поттерианы» разбирают, как какой-то исторический источник, вокруг них строят гипотезы, создают альтернативные версии. Люди спорят на форумах, переходя на личности, размышляют о том, а как бы действовал тот или иной герой при других жизненных обстоятельствах. Ни одно явление мира не породило такого количества фанфиков, сайтов, форумов и всякого рода артефактов.
Как правильно подметил Дмитрий Быков, эпос Роулинг – это актуализация «христологического мифа», евангельского сюжета о самопожертвовании и воскрешении Бога – то, что происходит с главным героем в финале. «Глупое махание волшебными палочками» (фанаты помнят, чьи слова) – это не более, чем фон, и что уж говорить, очень убедительно прописанный. В мире Роулинг наряду с общеизвестными персонажами мирового фольклора (гоблины, великаны, эльфы, кентавры, драконы) задействованы и сверъестественные существа, созданные фантазией автора. Например, дементоры – существа, питающиеся нашим хорошим настроением и светлыми воспоминаниями; так высшая мера наказания, применяемая к преступнику – «поцелуй дементора», после которого наказуемый превращается по сути в овощ. А защищаться от них следует посредством Патронуса – само название говорит за себя: «patronus» – покровитель, своего рода защитный тотем, который есть у каждого человека, но вызвать его очень непросто.
Или, например, в английской низшей мифологии есть такие существа – боггарты – сродни нашим домовым. Роулинг не просто использует этот образ в своём произведении, но дорабатывает: боггарты не имеют собственной формы, но принимают вид наших самых сильных кошмаров, и бороться с ними следует с помощью смеха. Да и хрестоматийные драконы, между прочим, во вселенной «Поттерианы» тоже делятся на подвиды – «венгерская хвосторога» или «украинский бронебрюх» – каждый со своими особенностями развития и повадками. Подобная детализация, энциклопедическая классификация не могут не внушать доверия к вымыслу. Автор не просто заимствует образы, но вносит свои дополнения, уточняющие подробности. Так же достоверно описаны манипуляции с волшебной палочкой, заклинания, их действия и способы защиты.
Волшебники тоже уязвимы и их жизнь далеко не так проста, как кажется магглам. Да и достигаются магический навыки путём долгой и трудной практики, а дети-волшебники дошкольного возраста не могут контролировать спонтанные выбросы магической энергии – вокруг них всё время происходит что-то иррациональное, но добиваться желаемого без специальной техники, требующей огромной концентрации воли, многолетних тренировок, всё равно невозможно. И, кстати, они тоже сдают экзамены: СОВ, Стандарты Обучения Волшебству (в оригинале OWL - Ordinary Wizarding Levels) в конце пятого курса – и ЖАБА, Жутко Академическая Блестящая Аттестация (в оригинале NEWT — Nastily Exhausting Wizarding Tests) – финальный. Перевод весьма вольный, но надо было сохранить семантику аббревиатур, разумеется. Это, конечно же, пародия на Болонскую систему образования с её тестами.
Волшебники живут среди нас, они даже в случае крайней необходимости пользуются метрополитеном (У директора школы Хогвартс – Альбуса Парсифаля Вульфрика Брайна Дамблдора – есть шрам на теле, который представляет собой схему лондонской подземки). Но мы их не знаем, потому что международное соглашение запрещает волшебникам применять магию в нашем присутствии. А если и случается такая необходимость, то волшебник просто обязан стереть нам этот отрезок памяти заклинанием забвения. И как метко это ружьё выстреливает в заключительной книге «Поттерианы»: даже если мы открыли просто для общего развития, нас не может не зацепить сцена, в которой несовершеннолетняя волшебница Гермиона Грейнджер, чтобы уберечь своих родителей-магглов от преследования Волдеморта, стирает им отрезок памяти связанный с собой, внушает, что у них нет никакой дочери и им надо срочно уехать в Австралию; сама же она собирается на битву с Волдемортом. Вот что это – забота о близких или медицинский опыт над людьми? И можно сказать, книга вся построена на таких эпизодах, когда автор буквально сталкивает лбами две равноправные истины, буквально тычет читателя в такие вопросы, от которых хотелось бы отвертеться, но невозможно. Зыбкая, подчас неразличимая грань между добром и злом, - вот где «искрит», вот что создаёт напряжение.
Если толкиеновский Саурон – это просто безликое воплощение зла, то роулингский Волдеморт – это вполне конкретный человек, можно сказать, «детерминированный» социальной средой. Нелюбимый ребёнок по имени Том Марволо Реддл, полукровка-изгой, сын маггла и волшебницы, не знавший ни отца, ни матери, проживающий в приюте для сирот. (Напомню, что Лорд Волдеморт – это анаграмма настоящего имени). Он одержим жаждой мести миру, который его не принимает. Узнаваемо, правда? Если Саурон нам предъявлен в уже окончательном, сложившемся виде, то Том-Волдеморт показан в становлении. И что характерно, Дамблдор, испытывающий вину за то, что сам лично пригласил в Хогвартс будущего монстра и не смог направить его на путь добра, называет Тёмного Лорда его детским именем: Том, – даже тогда, когда тот утрачивает человеческий облик.
Образ мирового зла заземляется, из абстракции превращается в нечто конкретное и человекоподобное, имеющее имя и фамилию. И я неслучайно употребляю здесь термин «детерминизм»: это, как принято считать в литературоведении, основное отличие реализма от романтизма. В наше время граница между жанрами стёрлась (как собственно, стёрлась граница между искусством и реальностью), и никого не должны удивлять мифологические персонажи с вполне конкретно прописанными биографиями, с тщательно продуманной психологической мотивацией. Противники экранизации считают, что кино-Волдеморт не такой уж и монструозный, а, несмотря на устрашающий грим и отсутствие носа, вполне себе милый и трогательный. Но, на мой взгляд, нежные, задушевные, доверительные интонации прекрасного британского актёра Райфа Файнса, обволакивающий полушёпот, своеобразное чувство юмора, мягкие, вкрадчивые, перетекающие одно в другой жесты напоминают о змеиной природе Тёмного Лорда, и в то же время как-то объясняют его влияние на людей… Ну если бы он был начисто лишён обаяния, то как бы он склонил к себе сердца стольких последователей? И потом, разве негодяй обязательно должен в каждом кадре пить кровь младенцев? Наоборот, Райфу Файнсу удалось оживить Волдеморта, сделать его менее ходульным.
Видимо, Джоан Роулинг сама это почувствовала недееспособность чистого зла, потому что без притягательного аспекта оно не такое уж и зло – не способно ловить заблудшие души. В сценарии для приквела «Фантастические твари», где действует другой волшебный Гитлер – Геллерт Гриндевальд – за пятьдесят лет до событий, описываемых в «Гарри Поттере», – она отошла от образа сказочного чудовища. Во-первых, Гриндевальд (играет его перекрашенный в платинового блондина Джонни Дэпп) – юношеская пассия самого Дамблдора. Роулинг подошла к этому вопросу деликатно: взрослые поймут, что скрывается за словами: «Мы были больше, чем братья», – а девятилетним понимать не обязательно. Во-вторых, его политические убеждения гораздо «гуманнее», чем у Волдеморта. Он отнюдь не стремится к уничтожению всего немагического мира: только части оного, а остальных поставить под контроль – ради блага всего человечества, разумеется. В «Фантастических тварях» есть сцена митинга волшебников на кладбище, и там Геллерт Гриндевальд устраивает инсталляцию общего будущего (а действие «Тварей» происходит в 20-х годах XX века). Он буквально показывает хроники второй мировой войны в 3-D эффекте: танк идёт прямо на собравшихся, ядерный гриб распускается над их головами. Вот, мол, что ждёт человечество, если не поставить магглов под контроль. Даже нам, зрителям, трудно выдвинуть что-либо против подобной аргументации. Наконец, Волдеморт параноидально боится физической смерти, он даже создаёт хоркруксы – предметы, в которых хранит осколки собственной души на случай смерти плотской оболочки. Гриндевальд же – человек, не лишённый благородства – принял смерть, не выдав Волдеморту Дамблдора, хоть и был когда-то побеждён им в равной битве.
Одной из составляющих успехов Поттерианы, можно считать экранизацию, в которой задействованы лучшие актёры британского кинематографа. Об этих фильмах написаны много критики, как лестной, так и нелестной. Наиболее цельными представляются первые две экранизации, созданные Крисом Коламбусом. По жанру это добротные детские сказки, и их киноверсии выдержаны полностью в сказочной эстетике. Что касается третьего фильма – «Узник Азкабана», детище Альфонсо Куарона, то о нём мнения кардинально расходятся: одни считают его лучшим во всей кинофраншизе, другие обвиняют в нарушении жанровой целостности. Моё мнение, это жанровое смеШение-смеЩение вполне оправдано, ибо отражает сознание подростков, в которых много и детского, и недетского. Вроде бы это всё ещё сказка, где летают на мётлах, изучают оборотней и катаются на гиппогрифах, и в то же время в фильме много деталей, словно позаимствованных из абсурдистского искусства. Чего, например, стоит сцена в баре для волшебников «Дырявый котёл»: сидит посетитель (Иэн Браун) с книгой в руке, перед ним на столе чашка чая, он читает книгу, а другой рукой механически водит по воздуху, и ложка в чашке сама собой двигается; вид у него при этом совершенно отключённый от реальности. А читает он ни много ни мало – «Краткую историю времени» Стивена Хокинга. В заведении для волшебников. Хотя почему бы нет? Мир-то един, и почему бы волшебнику для общего развития не ознакомиться с «альтернативной», естественно-научной концепцией.
И, конечно, удивительно живые, узнаваемые типажи, столь неожиданные в декорациях волшебного мира. Как вам беглый заключённый Сириус Блэк (Гэри Олдмэн) – весь в русских наколках? Ну и что с того, что он отбывал срок не во Владимирском Централе, а в Азкабане – специальной тюрьме для волшебников, находящейся посреди океана? Интереснее всего в фантастике не то, что отдаляет от нас её героев, а то, что сближает с нами. То, что побуждает видеть в них живых людей, таких же, как мы с вами, но обладающих более широким опытом.
Или одетая в стиле «бохо», увешанная феньками, вся в дрэдах, преподавательница прорицания профессор Сивилла Трелони (актриса Эмма Томпсон), больше напоминающая великовозрастную студентку-вечерницу с какого-нибудь философского факультета, любительницу всякого рода эзотерики, с мечтательно-придурковатым выражением глаз под огромными очками и с очаровательно-наивной бестактностью («Я что-то сказала не то»?).
Или оборотень Римус Люпин (Дэвид Тьюлис), эдакий потрёпанный интеллигент, подверженный пагубной страсти (в его случае – неконтролируемого превращения в волка). Или нахальная и бесцеремонная журналистка-папарацци Рита Скитер (Миранда Ричардсон), корреспондент газеты «Ежедневный Пророк», крашеная блондинка с химической завивкой, не брезгующая никакими средствами ради сенсации.
И какой резкий контраст между этими абсолютно современными, узнаваемыми типажами и профессором Минервой Макгонагалл (Мэгги Смит) с её аристократической красотой, неподвластной времени, c утончёнными манерами директрисы викторианского пансиона.
А сколь великолепна инспектор от Министерства Магии Долорес Амбридж (Имельда Стонтон) из фильма Дэвида Йейтса (кстати, наиболее ругаемого из всех режиссёров) «Гарри Поттер и Орден Феникса». Эдакая сладенько-гаденькая пышечка в розовом «ванильном» костюмчике, с издевательски-любезными интонациями в голосе. Такое впечатление, что съёмочная группа и сама актриса без конца смотрели хроники партсобраний СССР времён застоя или комедии Рязанова, чтобы вжиться в образ классической советской стервы из райкома. Так и ждёшь, что сейчас откроет рот и скажет: «Прошу факт продажи Родины занести в протокол». А сцена, в которой она под бравурную мелодию проводит проверку сотрудников Хогвартса на предмет лояльности Министерству Магии, при этом чуть ли не виснет на плече профессора Снейпа (Алан Рикман), бесцеремонно измеряет рост профессора-карлика Флитвика (Уорик Дэвис) – это и вовсе отдаёт каким-то кафкианским абсурдом, и заодно напоминает о практике измерения черепов в Третьем Рейхе.
В общем, персонажи – на любой вкус, абсолютно реальные, объёмные, узнаваемые, со множеством характерных черт, со своими речевыми характеристиками, вызванные к жизни мастерством писателя и талантом актёров. Конечно, это малая часть упомянутых героев, здесь каждый образ тянет на небольшой шедевр.
Конечно, дети-актёры вначале несколько теряются на фоне упомянутых звёзд британского кино. Дэниэл Рэдклифф (Гарри Поттер) временами зажат, временами переигрывает, но в более поздних фильмах в иных ситуациях он очень органичен – например, в той сцене, где Гарри выпивает «для храбрости» зелье удачи, чтобы в очередной раз подойти к профессору Слагхорну с вопросом о юности Волдеморта. Молодой актёр совершенно замечательно демонстрирует действие этого магического психотропного вещества на себе, в один миг из вежливого студента превратившись в бодрого и развязного, не в меру болтливого гражданина, которому море по колено, словно находящегося под алкогольным воздействием. Ну а как иначе показать зрителю действие вещества, с которым никто на практике не сталкивался? Опять же – через близкие и понятные ассоциации. Между прочим, убедительно сыграть пьяного – одна из самых трудных актёрских задач.
Отдельно нужно отметить работу обоих Дамблдоров – Ричарда Харриса, сыгравшего эту роль в первых двух фильмах, и его преемника Майкла Гэмбона, которому эта роль досталась после смерти Харриса. Если Дамблдор Ричарда Харриса – такой рождественский персонаж, добрый и мудрый дедушка, говорящий задушевным полушёпотом, то в образе гэмбоновского Альбуса временами проступают наряду со старческой чудаковатостью и сентиментальностью, страшные, инфернальные черты. Всё это создаёт удивительно многогранную личность: он эстет, он уважает достижения маггловской культуры (а камерную музыку и вовсе ставит превыше всякой магии), любит маггловские конфеты, коллекционирует схемы для вязания, но в битве с Волдемортом или с ожившими мертвецами мы видим нечто нечеловеческое – повелителя Стихий, Тора, Одина, Зевса в одном лице; Майкл Гэмбон убедителен во всех ипостасях своего героя.
Говоря об актёрском составе, нельзя не остановиться на прекрасном британском актёре Алане Рикмане, сыгравшем профессора Северуса Снейпа, ведь фанатское движение «Снейпомания» - ответвление «Поттеромании» - вызвано к жизни именно благодаря ему. И более того: если бы не он, у "Поттерианы" не было бы такого количества фанатов. Если гэмбоновский Дамблдор вполне соответствует замыслу Джоан Роулинг, то рикмановский Снейп настолько отличается от книжного, что сама автор в ответ на фанатские признания в любви к этому персонажу, просит уточнить, нравится ли им Снейп или всё же Алан Рикман. Но здесь мы подробно не будем рассматривать его роль и значение для "Поттерианы", потому что эта тема требует отдельного разговора
И, конечно, прекрасно музыкальное сопровождение – от сказочных, нагнетающих атмосферу таинственности, композиций Джона Уильямса, в которых слышны отголоски то Эдварда Грига, то ирландского фольклора, - до щемящих, выражающих тончайшие лирические переживания взрослеющих героев, мелодий Николаса Хупера и Александр Деспла.
Перечислять все достоинства экранизации «Поттерианы» я не буду, равно как и недостатки. Скажу только, что большой минус всех поздних экранизаций (особенно поставленных Дэвидом Йейтсом) - в том, что они рассчитаны на зрителей, которые хорошо знают текст. Как самостоятельные произведения эти фильмы не состоялись, да и по сравнению с книгой упущены многие сюжетные линии, диалоги, персонажи. Тем не менее, в каждом фильме есть отдельные хорошо поставленные эпизоды, за которые можно простить многое.
Понравилось? Поставьте лайк и поделитесь своим мнением в комментариях.
Ниже, под рекламными блоками
Вы также можете помочь в развитии проекта, нажав на кнопку и переведя любую необременительную для вас сумму: